Роже Гароди - "Объявляю войну технотронной цивилизации"
Роже Гароди — человек необычайной интеллектуальной судьбы. Родившись в протестантской семье, он стал марксистом; философом, идеологом Французской коммунистической партии. Широко известны его публичные полемические дискуссии с Жан Поль Сартром, которые можно сравнить с диспутами Введенского и Луначарского. Р. Гароди был в 60-е годы непременным участником диалога марксистов и христиан.
Одним из первых он понял, что марксизм, каким он представлялся классикам этой теории
в XIX веке, не может адекватно отвечать запросам второй половины XX в.
Попытка преодолеть догматизм, присущий марксизму, стоила Р. Гароди не только изгнания из Политбюро, но и из ФКП. В СССР реакцией на его интеллектуальные поиски стала знаменитая нига «Марксизм и ренегат Гароди», по иронии судьбы
написанная одним из его советских друзей профессором Момджаном.
После серии путешествий по Африке, странам Востока Гароди неожиданно для всех обращается к исламу. Он говорит: «Я пришел в ислам с Библией в одной руке и с «Капиталом» — в другой». Р. Гароди неустанно напоминает «о вкладе восточной культуры в развитие Запада через арабско-исламские традиции».Обо всем этом Р. Гароди написал несколько книг, представляющих огромный интерес для всех, кто увлекается современной историей, кто стремится заглянуть в будущее человеческой цивилизации. Мы предлагаем нашим читателям журнальный вариант мемуаров Р. Гароди. Вся книга пронизана воспоминаниями о встречах с самыми различными людьми: Сталиным и Хрущевым, Насером и де Голлем, Жан Поль Сартром и Башляром, Пабло Нерудой и Пикассо, священниками, рабочими, представителями «теологии освобождения». Но явственно ощущается интеллектуальное одиночество автора. Р. Гароди считает, что будущее не за политиками и политическими партиями. Настоящая демократия — это участие всех людей в определении своего будущего на основе "самоуправления".
Р. Гароди уверен, что путем создания так называемых островов восстановления здравого смысла или сопротивления безсмыслице, которую он видит в устройстве
современного общества, можно изменить этот мир.
Очередная утопия? Может быть. Но в любом случае это интересный эксперимент,
о котором можно узнать из книги «Один на один с XX веком».
В 1949 г. в Мексике Давид Альфаро Сикейрос захотел познакомить меня со свидетелем зарождения вулкана. За несколько лет до этого, в 1943 г., некто пас овец на покрытой зеленью равнине. Ни малейшее дуновение ветра не нарушало покой небес. И вдруг вокруг неподвижного пастуха траву словно охватил испуг, она стала колебаться. Два пласта разъединились. Пастух услышал шипение пресмыкающегося: земля скользила в микроскопическую трещину. Это был всего лишь звук сыплющегося песка, но как это было странно в застывшей округе.
Человеку почудилось, что из земли показался злой дух.
Паника завладевает его головой и серцем. В ужасе он убегает. Изо всех сил. Когда знакомый ручей преградил ему дорогу, он обернулся: в тот момент, когда пастух почувствовал опасность, он увидел как овцы исчезали в расщелине словно камни, катящиеся в бездну. Из нее выползал черный дым. Потом взметнулся язык пламени как из пасти преисподни. Огонь прошел по траве, сжигая ее своим дыханием. Человек отступил. Он пересек поток, преследуемый ужасом горящей горы, которая неуклонно поднималась к небу. Родился вулкан: Парикутэн.
Я вспоминаю рассказ пастуха в день, когда Хрущев на своей даче в Крыму, около Ялты, поднял бокал, чтобы произнести тост за то, что он назвал событием века. Нас около десятка на этом обеде. Мы поднимаемся с бокалами в руках, чтобы встретить добрую весть.
Стол накрыт на воздухе. Мой сын Жан играет с русскими ребятами на солнце в нескольких шагах от нас. Хрущев, шутя, басом просит их помолчать. Он толкает локтем маршала Жукова: «Ты не
будешь меня ругать, если я открою военную тайну?»Затем он обращается к нам:
— Товарищи, я могу сегодня объявить вам о рождении абсолютного оружия — возможности достичь любую цель в мире с любой точки. Сами понятия морских или наземных баз, линий обороны, границ уходят в прошлое... конец окружению, я пью за...В этот момент передо мной встает картина рождения вулкана и ужас пастуха. И апокалипсическое облако Хиросимы.
Ещё долго будут существовать политические или военные стратеги, рассматривающие атомную бомбу как просто более крупный, чем обычный, снаряд, а ракету как более дальнобойное орудие.
Земля раскололась и раскололась история. Хиросима и абсолютное оружие делят историю на две части: до и после.
Между ними рождение ада? Мы вступали в новую эру, когда впервые за миллионы лет человек в состоянии уничтожить все живое на земле.
Сколько времени требуется, чтобы в каждом человеке родилось новое сознание, несравнимое ни с каким историческим опытом прошлого? И чтобы это сознание не порождало отчаяния, безсилия и безысходности? (39)
Что касается меня, то для этого потребовалось 10 лет, чтобы осмелиться создать альтернативу прежней политике.
В 1978 г. я выпустил книгу «Призыв к живым», пытаясь доказать: еще можно жить! Жить по-другому. Научившись разрывать противоречия находящейся в тупике западной цивилизации.
Размышления о политике в масштабе тысячелетий. Осмысление мудрости трех миров, которые создали другие отношения с природой, с другими людьми и с Богом, познание рождения Бога в человеке и человека в Боге.
Это немыслимое предприятие получило отклик. Книга «Призыв к живым» стала бестселлером. За первые несколько недель тираж превысил уровень 100 тысяч. Вскоре более миллиона французов прочитали эту книгу.
В мой адрес стали приходить письма. Буду откровенен — я нуждался в этой поддержке, чтобы сохранить веру - в мою мечту.
За книгу я получил 120 млн сантимов и принял решение полностью истратить их на создание Ассоциации «Призыв к живым» и «островов надежды» по всей стране. Это проект ненасильственного «сопротивления» для борьбы против душевной анестезии и
«оккупации» умов со стороны "идеологии развития".Участки сопротивления отсутствию смысла. Парадоксально, но, чтобы заставить услышать этот призыв к разрыву в целом с Системой и ее внутренней логикой, необходимо пойти наиболее традиционным путём.
Помимо собраний интеллектуалов наиболее крупные народные обсуждения возможны только во время избирательной кампании. За 2 года до выборов президента в 1979 году я объявил о своей кандидатуре на этот пост. С единственной целью — поставить вопрос.
И вот мы с небольшой группой в одном из зданий Амстердама устанавливаем связь с сотнями добровольных групп, созданных в различных районах Франции.
Стремясь показать, что наш проект не является некоей политикой-фикцией или мечтаниями, а конкретным планом действий, я опубликовал в газете «Монд» три статьи под заголовком «11 езисов об энергетике, инфляции и занятости», против убийственного мифа развития.
«Энергетика — ключ к проблемам безработицы и инфляции».
Разоблачая преимущества ядерной энергетики, я сделал набросок мер по новому здоровому развитию — развитию человека, а не национального валового продукта, путем созидательного участия всех.
Вывод ясен — любая энергетическая программа предполагает выбор общества. Мы определили цель, предложили методы. И бросили вызов. Кто его примёт?
Реакция не замедлила себя ждать. Одни встретили наши предложения с энтузиазмом, другие — с гневом.
Я был приглашен на дебаты по этим проблемам.
Вначале выступил генеральный директор компании «Электрисите де Франс» (ЭДФ) Буато с апологией ядерной программы. Его основной аргумент: киловатт ядерной энергии самый дешевый. Когда он положил мелок, которым рисовал на черной доске графики отношений между угольной, нефтяной и атомной промышленностью, я задал ему дилетантский для специалиста вопрос.
— Я слышал, господин Буато, что хранение ядерных отходов является дорогим делом и к тому же растянутым на века. Не могли бы вы назвать расценки этой операции через 8 столетий?
Я получил от наиболее высокопоставленного разработчика атомной программы ответ безответственного бюрократа. Он сказал:
— Как директор компании я отвечаю за хранение отходов только в течение 15 лет.
Таким образом мы оставим оплату наших безумств потомству, причем на многие века.
Через несколько недель я был приглашен в Страсбург на встречу с инженерами ЭДФ, ответственными за восточную сеть.
Вот резюме моих доводов:
— киловатт ядерной энергии самый дорогой из всех;
— ядерная энергетика затрагивает поколения наших детей;
— при централизации и опасности, которые она несет, требуется военная дисциплина; для предотвращения подрывных акций необходим полицейский аппарат. Выбрать ядерную энергетику означает готовить ГУЛАГ;
— в случае войны наши АЭС превращаются в атомные бомбы на нашей территории. Требуется только простой запал (бомбардировка обычными средствами, подрывные акты), чтобы отравить атмосферу;
— ядерная энергетика и гонка вооружений — два источника безработицы. так как это две отрасли промышленности, требующие максимум инвестиций при минимуме рабочих мест.
Я предложил альтернативный проект, основанный на отвергнутом властями плане Кремье: с теми же научными, техническими, финансовыми затратами, с использованием средств — начиная от разработки залежей битумных сланцев и использования геотермальной энергии до борьбы с потерями энергии — возможно производить достаточно энергии, создав при этом миллион 200 тысяч рабочих мест.
К моему огромному удивлению со стороны этих высококвалифицированных технических работников не последовало принципиальных возражений.
Один из наиболее молодых сказал:
— Мы — электрики. Наша задача производить электричество. Программа, принятая правительством, осуществляется с наибольшей эффективностью нашей дирекцией. От нас требуется использовать ядерную энергетику. Мы как можно лучше выполняем полученные приказы.
— Даже если осуществление этих планов приводит к ужасным последствиям для страны?
— Не нам об этом судить. Мы — технические работники. Мы стараемся использовать наилучшие технические решения. Повторяю, мы добросовестно выполняем приказ!
Это мнение все встретили с одобрением. Я же, находясь лицом к лицу с технократами, понял, что здесь речь идет о религиозной проблеме, требующей размышлений не просто о технических средствах, но и о целях, за которые каждый гражданин несет ответственность, если полученные приказы подвергают опасности все общество.
Я не решаюсь продолжать дальше. Но полная уверенность моих оппонентов в правильности этой концепции и их профессиональная гордость настолько явные, что после долгого и тяжелого молчания я говорю как бы обращаясь к самому себе: «Я выполнял приказы вышестоящих...» Это были аргументы военных преступников в Нюрнберге.
Самый молодой спросил:
— Вы призываете к суду совести?
Вопрос поставлен. Какой путь пройдет он в умах и сердцах этих людей? Я не знаю. (41)
Я с удовольствием принимаю приглашение провести в Цюрихе дебаты с Аурелио Печчеи — создателем Римского клуба.
Аурелио Печчеи — крупный промышленный менеджер — был организатором поставок в Латинскую Америку автомобилей марки «Фиат». Это человек из наиболее могущественных деловых кругов Европы, знаток динамики развития американских предприятий. Он основал в
1972 г. Римский клуб. В эпоху резкой экспансии, когда промышленный мир видит перед собой радужное будущее, он смеет говорить:
- Будущее не такое хорошее, как мы его себе представляем.Он указывает на пределы роста, исходя из простой истины: невозможен неограниченный рост в мире с ограниченными природными ресурсами.
Между нами полная ясность. Он хочет заставить функционировать систему. Для меня важно не только это, но принцип и цель.
Печчеи сразу же дает широкую картину. «Этот момент истории, — говорит он, — не похож на другие: до сих пор были приливы и отливы империй и цивилизаций, замыкавшихся в своих собственных горизонтах. Сегодня планета составляет одно целое, причем с ограниченными ресурсами. Если мы будем продолжать рассуждать как во времена империй, считая возможным бесконечный рост даже за счет других, то тогда человечество обречено».
Аудитория захвачена этим глобальным видением: проблема поставлена с должной широтой, а не с точки зрения мелких устремлений, присущих нравам джунглей.
Печчеи продолжает, предсказывая в следующем веке апокалипсическую экологическую катастрофу. Это мне кажется преувеличением, основанным на сомнительных экстраполяциях. Компьтер часто играет злую шутку с Римским клубом.
Но в основном он прав:
— Мы идем неверной дорогой, если не преследуем иной цели, нежели заставить планету удовлетворять наши потребности и желания.
Современная форма роста не может быть оценена как количественная мера Прогресса. Мы пропадем, если наши новые возможности не будут сопровождаться новой мудростью.
Я аплодирую изо всех сил. И жду эту новую мудрость. Нет. Это была заключительная фраза Печчеи.
Слово сразу же предоставляется мне. Мое разочарование от того, что предыдущее выступление прекратилось, проявилось в вялости моей речи. Я сухо начал, листая досье по экономике, которое у меня было. Начнем с начала: что такое рост. К счастью я вспоминаю определение валового национального продукта: «сложение расходов отдельных потребителей, вкладов и расходов государства». Покровительственным жестом Печчеи, желая вызволить меня из затруднения, кладет руку мне на плечо.
— Даже Самюэльсон не мог бы ничего сказать против.
— Именно у него я и позаимствовал эту формулировку. Я делаю выводы. Понятие ВНП суммирует все наши несчастья: если завтра миллион твоих «Фиатов» столкнутся с миллионом других — ВНП стремительно возрастет благодаря сложению расходов на ремонт, клиники,
похоронные бюро и т. д. Уровень роста следует колебаниям ВНП, и наши экономисты следуют с закрытыми глазами этому показателю как маги Вифлеемской Звезде. Недостаточно сказать нет росту. Рост «ноль» будет означать, что мы не принесем больший вред в будущем году по сравнению с тем, что был в нынешнем.— Мы никогда это не говорили, — прерывает меня Печчеи. (42)
— Терпение, Аурелио, не это я вменяю тебе в вину.
— А что же?
— Ты не ставишь под сомнение сам принцип.
— Какой принцип?
Это не только экономическая, это религиозная проблема: она ставит под сомнение цели и смысл жизни. Эта религия имеет своё кредо — производить как можно больше, как можно быстрее всё равно что: полезное, бесполезное, вредное или даже смертельное, как, например, оружие. У неё есть свои догмы, которые определяют её великие проповедники — технократы: наука и техника могут дать ответы на все наши вопросы, на все наши желания. Всё, что технически возможно — необходимо и желательно.
У неё своя мораль — мораль греческих софистов: иметь самые смелые желания и находить
средства их удовлетворения. У нее своя литургия: реклама и маркетинг, чтобы создавать потребности. У нее свое духовенство: пресса, чтобы заставлять народ искать счастье и спасение в этом накоплении.— Что это — религиозная война?
Да, религиозная война. Но не для того, чтобы придумать или навязать новую религию, а для того, чтобы уничтожить религию, которая скрывает свое имя, но доминирует над миром со своим скрытым "богом": ростом. Это жестокий бог. Он требует человеческих жертв.
На моем рабочем столе на улице Амстердам кто-то положил энциклику о росте (Populorum progressio) 1967 года.
В ней лучше чем у Печчеи определена конечная цель. Обращаясь к теологии труда отца Шеню она напоминает, что «созданный Творцом по Своему образу и подобию, человек должен сотрудничать с Ним на довершение создания, и неким образом привнести, в свою очередь, на лик земли тот отпечаток духовности, которым он сам Творцом был отмечен». В ней затронута центральная тема: «частная собственность не является безусловным и абсолютным правом».
В ней признается, что колониализм преследовал эгоистические цели, но вместе с признанием этого в энциклике отмечена заслуга этого периода в том, что он оставил после себя структуры роста. Конечно, «без сомнения цель заключается не в том, чтобы иметь больше», но в ней не видно иной дороги в будущее, чем дорога избранная Западом.
***** Я получил приглашение от семьи Беллардье посетить их бретонский дом в Талуэ. Беллардье — монах-солдат, генерал десантник, офицер, имеющий во французской армии больше всех наград за военные действия. Отказавшись участвовать в колониальной войне в Алжире, он познал аресты, строгий режим в крепости и преждевременную отставку.
Это — маленького роста коренастый человек с квадратным лицом, готовый пожертвовать жизнью ради дисциплины и долга, но он готов нарушить эту дисциплину, когда к этому призывают более высокие цели.
— Оружие, каким бы современным оно ни было,— говорит он мне,— теряет свою силу, когда человек, который им обладает, не имет веры, которая вкладывает в оружие душу.
Этот военный стал символом ненасильственного сопротивления.
— Меня гложет неотвязная мысль, что линии Мажино прошлого, как и современное ядерное устрашение, основаны на бесчестном постулате о возможности защитить народ без этого народа или даже против его воли.
Тон Беллардье скрывает душевную рану. Его призвание — защита. (43 )
За его словами скрывается тайный смысл. В его жизни произошел переворот, когда, осознав бесполезность военной защиты, он стал искать другие пути.
— Что меня больше всего унижает, — говорит он, — так это роль, которую нам навязывают (он всегда говорит «мы», рассуждая об армии): сегодня ни одна армия мира не выполняет роль защиты отечества, а используется как инструмент неоколониального вторжения или для переворотов. Американская армия во Вьетнаме, русская в Праге, французская в Алжире, перевороты в Греции, в Африке,
в Латинской Америке.Генерал возвращается к преследующей его мысли: как организовать оборону. Его руки, кажется, моделируют формы, новые виды оружия этой обороны.
— Недавние исторические опыты поражений, из которых мы должны вынести уроки, такие, как во Вьетнаме и в Алжире, доказывают, что, когда народ имеет реальную веру, он победит любую армию, даже если она гораздо лучше вооружена. Стратеги-технократы, измеряющие силу мощью огня, всегда ошибались в своих расчетах: вера не включена в их электронную сеть.
Долгое молчание. Его глаза прищуриваются, словно стараясь рассмотреть отдаленный предмет. Его руки раскрываются в жесте приношения и смирения. Кажется, он говорит сам с собой голосом молитвы.
— Ненасильственная борьба есть форма духовного сражения. Её труднее постичь, чем военную науку. Она заставляет нас размышлять о целях: ЧТО мы должны защищать? КАК защищать?
Наступает ночь. В гостинной становится темно. Но никто не отваживается прервать его размышления.
Что такое насилие? Что такое победа? Люди голодают, другие переполнены благами. Ситуация насилия и войны.
Люди лишены возможности приобщиться к духовной и физической культуре. Ситуация насилия и войны.
Люди лишены возможности объявлять свою веру и жить в ней. Ситуация насилия и войны.
Армия, призванная защищать этот статус-кво рано или поздно потерпит поражение.
Единственная настоящая защита состоит в следующем: народ должен быть глубоко уверен в величии своих ценностей. Тогда никакой возможный противник не может рассчитывать в случае войны или вторжения на коллаборационистов, даже если он полностью захватит всю
территорию.Мы должны защищать человека. Человека, созданного по подобию Бога. Божественную искру в нем. И все потенции, которые он несет в себе благодаря ей.
И если кто-то исключает эти мотивы, то он готовит поражение, какое бы количество оружия он ни имел, так как он отнимает у народа его веру в то, что должно защищать.
Нация без благой вести незащитима.
Война повсюду — вне и внутри. Она не начинается тогда, когда внешний противник приводит в движение свои армии и нацеливает ракеты. Есть нерасторжимая связь между внутренней политикой и внешней политикой.
Между нашей внутренней и внешней жизнью.
Между войной и миром.Если мир это не отсутствие войны, а справедливость, то это — каждодневная борьба.
Рекомендуется к прочтению
Роже Гароди на примере своей жизни раскрыл религиозную природу любого сопротивления. >>>>>
Роже Гароди: “ПУСТЬ ДОКАЖУТ, ЧТО Я НЕ ПРАВ” ( Беседа с Люком МИШЕЛЕМ ). >>>>>
Роже Гароди. Главные мифы израильской политики. https://royallib.com/read/garodi_roge/osnovopolagayushchie_mifi_izrailskoy_politiki.html#0